ему подавали водку непрерывно. он закусывал мороженым из вазочки маленькой длинной ложкой, и вытирал рот, откидывался на спинку кресла, смотрел вокруг ни на что в особенности, и снова опрокидывал стопку, и ставил ее пустую на стол со стуком согласиться с его удовольствием было невозможно, потому что the place we were in было очень буквальным, и нельзя было разделить с ним даже крошечку его радости без того, чтобы не остановиться, не сесть за стол с ним рядом; здесь ...
"но это же очень дорого!" Восклицают они "и того не стоит" Не дожидаясь ответа он начинает причитать: "я один, совсем один" ("я сирота, я остался сиротой, я один [на всей земле]") "Зачем даже спрашивать", "я не говорю на этом языке / я не знаю стоимости этой валюты" Как бы я хотел выблевать эту кислоту и чтобы весь мир в ней утонул, утоп, погрузился в океан ее и исчез, остался бы я один... ...
Суицидальные мысли превращаются в намерения. Бывает, что переходишь за такую грань, после которой все понятно, и все решено, и волнений, колебаний там нет, и дальше остаётся только думать, как и когда (а думать нечего - двенадцатиэтажка и хоть сейчас), и ты ощущаешь разумное отвращение к самой идее, и таким образом понимаешь, что ещё не весь ресурс исчерпан, не сейчас, ещё не время. Такой трюк оставляет тебя в западне - отчаяние, которое тебя за эту грань вытолкнуло, ...
патриотизм несовместим с душевным спокойствием вообще нужно не участвовать, закрывать глаза на все душевное спокойствие конечно же здесь определено как это такой позор вообще, сначала плакать сквозь стену, а потом клацать клавишами
так вы ею весь мир (и себя) измерите