катили паровозы, груженые паровозами.
Когда серый убийца снова пришел, я ухватил его за холодную тонкую шею и повалил на землю. Могу теперь своим страхом править движением левой руки. Он боится, таится, но хорохорится. Вместо прежнего прорубного холода пытает меня кисло-жирным жаром, но не показывает своей рептильной рожи. Может быть, я теперь ничего не боюсь.
"Но советское наследие нельзя вот так взять и перечеркнуть парой законов". Шагаем по парку. Он идет так же быстро и размашисто, как и я. "Почему? Очень даже можно". Папа? Это ты? "Не выйдет. Люди инертные. Вот моих родителей спросишь, к какой нации они принадлежат, они ответят - советские люди". Он говорт спокойно, растягивает речь. Кажется, что он намного выше. Папа, послушай... "Это верно. Хотя сейчас определять себя ...
"Спать не хочу хочу еще раз". Чертов ублюдок знай себе бормочет под нос несуразности. "Под мостом зимой портового городка осенью весной на берегу реки на старом чердаке зимой..." Удерживая себя от желания отвесить ему пару звонких оплеух, меряю шагами комнату. "Объятия снаружи проблемы я хочу тебя еще раз с рутинной ерундой и теплота твоего сердца греет нас обоих..." Ух, несчастный неврастеник, как же тебе повезло, что за крепкой дверью ...