Одиссея к побережью Гоа... ^_^

Через изумрудные завесы восхитительных тропических лиан, чрез кружева и паутину/сети бесподобной, словно бы с иного мира, зелени, — превозмогая усталь и жару, тягостную боль от укусов неведомых насекомых и даже кой-то маленькой змеи, стирая ноги в кровь, шагала безумица. Старый грязный камуфляж заместо нарядных платьев; пара восхищённых глаз, вваленных в орбиты, обведённых углем, а не L’OREAL; тигровый узор на болезно-бледных, костью очерчённых скулах; сбившиеся волосы вместо прежних гламурных укладок; сломанные ногти, декорированные грязью вместо прошлых маникюра с росписью. Лямки вымаранного в речной грязи рюкзака пребольно впивались в плечи, жгучими слезинками катился пот, — казалось, будто бы сама Природа всячески стремилась замедлить бродягу, оборвать её немыслимый вояж, вынудить одуматься и сдаться, — отказавшись от затеянного.
Травы оплетали ноги, силясь повалить, лишить равновесия; иглы и колючки, бритвенные кромки пёстрых кровожадных листьев, — всё это стремилось поскорее и поглубже окунуться в плоть, оставшись навечно, причинив страдания, проливая кровь; острые сучки и ветви ужасно царапались; лесная подстилка словно бы трясина жаждала поймать, не позволив более ни шагу…
Девчонка из последних сил пробиралась сквозь, изредка орудуя ржавеньким мачете. Воинство зелёных недругов крайне неохотно пропускало странницу — словно бы по волшебству тотчас же смыкаясь за её спиной беспросветною стеною, не оставляя следа и надежды.
Обратной дороги не было, достичь или же погибнуть, — и лесная гостья превосходно понимала это. Что она искала?.. Счастье прокаженного, нечто в сфере метафизики, разума чумы, косящей всех тех, что нищи плотью/ещё боле нищи духом.
Всю свою сознательную жизнь Странница искала, — то, что, вероятно, до сих пор ещё никто не находил — или же, найдя, таил — Вечные Ответы…
Вечные Вопросы, словно адский мутаген, изменили душу, — прежде могущую радоваться Солнцу и Весне, просто наслаждающуюся Жизнью, любящую и способную мечтать…
Сельва становилась реже, бесподобный аромат реки становился явственнее.
Выбравшись на берег, девчонка вздохнула, сверглась на колени; из последних сил сбросив свою ношу, распласталась на траве, — зачарованно прислушиваясь к изумительному пенью хора столь незримых/вездесущих птиц, крикам коих-то зверей, шепоту-ветру.
Изумрудные её глаза раскрылись, взор скользнул по берегу, изучая маленьких мирок тысяч всевозможных, подчас столь невероятных насекомых. Рядом с нею на ветвях дрались древолазы, — ярко-алый с малахитно-синим; надо головой, словно бы во сне, тревожно клича, мчалась стая распрекрасных ара. Изумрудные колибри, сказочными феями в дивном своём танце целовали лепестки сюрреалистически-прекрасных орхидей. Радужные мотыльки парами и стаями носились среди колоссальных папоротников, — живые цветы — в одном немыслимом Саду — созданном, наверное, коим-то Волшебником — но не из сказки…
Из кошмара наяву…
*
— Здравствуй, Эллис, — мягко/тихо прозвучало за спиной.
Девчонка вскочила. Словно бы раскаты грома были для неё слова, — первые за месяц. Позади, столь нереально близко, высился ведомый старец, первый и последний друг, учитель, — и даже любимый; страж, наставник, попечитель, неизменный враг — в силу сущности своих жизнеутверждающих учений…
— Герман?.. — усмехнулась девушка. — И снова побег, и опять я поймана, — ну и снова убегу — с тёмных башен Дома, из темницы Города, из нежно-удушающих объятий любящей Семьи, с антиутопии Цивилизации, с плена противоестественной Культуры, с мира Кукол, с недр машины Мира, в коей ты — деталь — памяти лишенная — о своём Конструкторе…
— Полгода в больнице, гляжу я, так и не сломали тя, — томно произнёс старик в столь анормально смотрящимся среди джунглей смокинге.
— Правильней сказать, меня так и не сумели «вылечить», — от неумолимой жажды понять всё… предысторию своего рождения, смысл существованья мира, всего этого!.. — девчонка разостлала руки, обведя глазами Лес, жмурясь от мерцающего среди ветвей солнца. — Коя сила сотворила Космос, Млечный Путь, наш реактор, сердце солнечной системы, Землю, её биосферу, тысячи биомов с мириадом видов?.. Коя корпорация создала проект под названьем Эволюция?.. Коий Гений, играя квантами, совмещая атомы, создал чудо Жизни, создал форму самой первой Клетки?.. Кои же лаборатории на протяженье миллиардов лет, геологических периодов, беспрестанно обновляли/совершенствовали Код, — извечной Программы, управляющей Живым, — ростом, жизнью, смертью?..
Старец подошел вплотную, молча подал юной леди руку:
— Смертным недозволенно постичь сие. Смирись с этим, Эллис, — бросив Поиски, начав просто жить!..
— Жить… Оу, это непросто, — апатично и задумчиво прошептала девушка, поднимаясь с зелени. — Только лишь ища, я и живу, — ну а иначе — жизни в Жизни — нету… Механичное движенье молекул, силами причинности движимых в океане хаоса…
— Ищешь что?! — воскликнул старик.
— Попросту ответы на свои вопросы, — только и всего, — усмехнулась девушка. — Где твой геликоптер, Герман?..
— Это суть безумие!..
Эллис не ответила; двое устремились вдоль реки.
*
С подлинно кошачьей грацией девчонка взобралась на пилон Сикорского, распахнула кожухи, принялась копаться в двигателе, погрузившись в предполётный и регламентный осмотр, не желая более никаких обменов мнениями со своим пленителем, — так и не сумевшим «заразиться» её жаждой, приобщиться к её поиску — иль хотя бы понять — что же ею движет, чего не хватает[?] — для того, что мы нарекаем жизнью…
Вымаравшись маслом, пропитав все рукава авиабензином, сажей испачкав лицо, Эллис молча уплетала чипсы, опаляя взором горизонта дали, — там, где умирало Солнце, предвещая ночь.
— Нашла, что искала?.. — усмехнулся старик, присаживаясь рядом на стойку шасси.
— Много грязи в фильтрах, что масла, что топлива, — отстранённо прошептала девчонка, — промыла, как смогла… С отстойников слила весь конденсат, крепежи затянуты. Передай своим асам, что с таким маслом скоро угробят редуктор…
— Я не об этом, Эллис, — вымолвил Герман, бережно обнимая свою визави. — Ты снова сбежала, полгода тебя мы искали, ты шлялась опять в этих гнусных лесах, не страшась ни лихорадки, ни малярии/лейшманий… Не по-человечьи это, майне зилэ, — просто брать и предавать нас… Твой отец умирает, — а ты всё в бегах, ничего ведь не знаешь…
Эллис встрепенулась:
— Что с ним?..
— Просто годы, Эллис. Время превратило Папу в бледное подобье себя, старость выжгла его плоть, оставив скелет, облачённый в кожу, чудом движимый покамест только лишь незавершенным делом страждущего духа… — Герман взглянул девушке в глаза: — Напоследок повидаться с тобою он просил.
— Ну а толку-то?.. — горестно вздохнула Эллис. — Он ведь не понимал меня ни дня и никогда… Всё то, чем всегда жила, — было для него бессмыслицей — равно как и все ваши мирские дела для меня. Родные кровью, но чуждые духом… Умирает… Только… для чего же я?..
— Кто будет править Империей?
— Право, не я!..
— Всё развалится, коль кто не примирит совет директоров…
— Подыщи же… кого-то… — девчонка встала, подняв свой рюкзак. — Повидались, ну что ж, теперь же прощай…
— Ты постой! У меня вновь приказ. «Живой или мёртвой», сама понимаешь, — ты должна…
Эллис качнула головой:
— МНЕ НЕ ИНТЕРСНА ВАША ЖИЗНЬ. Я НЕ ВЕРНУСЬ В ВАШ МИР, — право, нечего ему мне дать…
— Игнорируешь фамильные обязанности?! — злобно отчеканил старец, также поднимаясь.
— Замри & прислушайся, — попросила девушка, просто подойдя к наставнику, прикоснувшись рукой к его щекам и губам.
Двое прикрыли глаза. Крики птиц и шелест крыльев, звуки насекомых, ветровой «прибой» в могучих древесных кронах, кличи сотен изумительных животных, плеск воды…
— Эти игры… человечьи ритуалы… каждому своё… Не стоит навязывать, создавать «стандарт»… Есть иные люди… Чудаки, глупцы… Ненавидящие мир, сотворённый вами. Их не беспокоит бизнес, узы крови, образ жизни большинства… Маргинальная прослойка, смотрящая в небо, — сквозь решетку казематов этой воплощенной жизни, — этого проклятия души…
Старец только лишь вздохнул, он понимал, что соприкоснулся с пламенем, искру коего, как ему казалось ранее, он сумел надёжно погасить когда-то.
— Что создало мир наш, Герман?.. — прошептала Эллис. — Что создало всех нас? Винтокрыл твой «пьёт» бензин, — мы же, люди, потребляем пищу… Машины черпают энергию… Что создало мир наш, миллионы роботов, тысячи моделей нас? Что даёт энергию всей этой системе, имя коей — биосфера мира? Кто мы, люди, в оной?.. Что нас «выделило» с мира, первозданного континуума мертвенной материи?.. Что и для чего запрограммировало нас?.. Как ты можешь «просто жить», оного не ведая?..
Старец отшатнулся, словно бы смертельно-раненый, медленно присел:
— Эллис… я не знаю…
— Человек, — подвижная видеокамера, механизм телеприсутствия… Ну а для кого? Человек, — скопление сервомоторов, мультифункциональный инструмент, — но кому он служит? Человек, — для чего сосуд он; для чего вместилище?.. Откуда приходим мы, куда направляемся? Что творится с нами в промежутки между смертью и рождением?.. Что мы?.. Чьей мы кисти?.. Для чего нарисовали нас?..
— Эллис, право…
— Я хочу погибнуть, Герман, — оборвала его Странница. — Никакого больше мира и родни, никакой возни, бессмысленного жизнеподдержания, удержания души, жаждущей Ответов, в душащих оковах плоти, мерзопакостной тюрьмы…
Старец что-то там пытался вымолвить, но беззвучно изгибались губы…