...А тогда мы жили в маленьком домике, по подоконники вросшем в землю - старом, но теплом. За окном в палисаднике густо росла сирень, и как-то в одном ноябре, после школьного Осеннего бала и бессонной ночи - это была первая любовь - я пошел открывать ставни в этот палисадник и обнаружил первый снег, легкий и пушистый, укрывающий голые ветви сирени... но сегодня не про это...

Дом стоял на улице, упиравшейся в столь же древний стадион - редко посещаемый и давно используемый исключительно любителями, а за стадионом был крутой берег реки. Зимой там было отличное место для катания на санках... но сегодня тоже не про это...

Берег реки был заросшим деревьями, кустарниками и бурьяном, сквозь который по лету протаптывались тропинки, носиться по которым было одно удовольствие, и мы часто с местной детворой играли в этих зарослях не смотря на предупреждения взрослых. Впрочем, мне, как самому старшему и главарю банды родители других детей доверяли своих чад и спокойно отпускали хоть куда - лишь бы я периодически притаскивал дитятей к приему пищи в относительной целостности - что я неизменно и выполнял. Но и про это - не сегодня.

Деревья спускались по берегу к самой воде и со сходом льда и началом половодья часть из них оказывалась в воде - некоторые по самые кроны, некоторые простирали ветви над быстрым течением. Вот эти-то последние деревья я и облюбовал. Я уходил в одиночестве на берег, забирался на дерево, лез на толстую ветку, нависающую над рекой, ложился спиной на шершавый ствол, чуть согретый ярким весенним солнцем, и лежал с закрытыми глазами, слушая журчание воды, ощущая кожей бойкое тепло солнца, легко срываемое малейшим ветерком, вдыхая запах мокрой земли и древесины, пока сырость от реки не пронимала меня. Здесь, на берегу, посреди движения вод и начала новой жизни, я чувствовал себя единым с этим миром. И уходя, я чуть заметно кивал дереву как старому знакомому в знак благодарности за приют. А река спокойно шумела мне во след.