Прошу прощения, если такая тема уже была - не нашел.

Нынче почитываю это:

— Войча! Войча! Иди! Иди к нам!
Войчемир рывком сунул руку за пазуху, где на крепкой бечевке висел его давний оберег — громовой камень, найденный у Ольмень-озера, и крепко сжал его в кулаке. На миг полегчало, голоса отступили, слившись в далекий невнятный хор, но затем все вернулось, и вот в ушах вновь зазвучало:
— Войча! Войча! Иди к нам.
Войчемир затравленно оглянулся, вновь никого не заметил — кроме все того же беззаботного Ужика — и понял, что дело плохо. Тем более и Басаврюк стал вести себя странно. Он уже давно шел подозрительно смирно, а теперь начал дрожать — мелко, как-то обреченно, словно почуял волчью стаю.
— Иди! Иди к нам! — не смолкали голоса, и Бойче стало чудиться, что из всех он узнает один — тот, что уже слышал когда-то, но никак не может вспомнить, когда и где. От этого голоса ему становилось не по себе, но одновременно Войча чувствовал, как по телу разливается странная истома. Его ждали… Его хотели — как не хотели еще никого в мире.
— Войча! Свет мой! Мой сокол! Иди! Иди ко мне…
— Ужик! — заорал Войча дурным голосом, чувствуя, что еще немного — и он бросится прямо в лесную чащобу. — Ужик! Урс, Косматый тебя побери!!
— Ау? — послышался сзади ленивый скучающий голос недотепы.
— Я тебе дам «ау!» — выдохнул Войчемир. — Ты — Ужка — Войче показалось, что он сходит с ума. — Разве ты не слышишь? Зовут!
— Меня? — Ужик даже остановился, прислушиваясь. — Нет, вроде…
— Да не тебя! Меня!
На лице Ужика выразилось нечто, напоминающее удивление.
— Да кому здесь звать-то?
На такой вопрос ответить было нелегко, и Войча умолк. И сразу же нахлынули голоса — еше громче, сильнее. И среди них тот, памятный. Он звучал совсем рядом, почти у самого уха:
— Иди ко мне! Иди ко мне, мой желанный…
— Урс! — завопил Войча, чувствуя, что быть беде. — Ты же чаклун! Помоги! Пропаду!
— Ты?! — Ужик вновь остановился и внезапно хмыкнул: — А! Понял! Зеленый шум!
— Чего? — от неожиданности Войча выронил повод, и Басаврюк испуганно дернулся в сторону.
— Зеленый шум! Голоса повсюду, женщины зовут…
— Да! Да!
Ужик рассмеялся — чуть ли не впервые за все время их путешествия.
— Это ты, друг Войча, в лесу мало жил. Когда долго в лесу ходишь, то начинает всякое мерещиться…
— Да не мерещится мне! — обреченно вздохнул Войчемир. — Слышу… Зовет…
— Значит так… — Ужик на миг задумался. — Зажми нос двумя пальцами и постарайся продуть уши…
— Как?!
— Продуть. Ну, как после ныряния, когда вода в уши попадает.
Войча мог бы, конечно, возразить. И не просто возразить, а доказать этому недотепе-сопляку, что в лесу он бывал часто, иногда по месяцу-два, и никакие голоса ему не чудились, а ныряние тут совершенно ни при чем. Но… Не до спору было Бойче в эту минуту! Он зажал нос двумя пальцами, да так, что больно стало, представил себя на берегу речки, дунул, еще дунул…
— Ну как?
Войча осторожно отпустил свой изрядно покрасневший нос, оглянулся, прислушался — и ничего не услышал. Точнее услышал то, что и должно быть — — далекие голоса птиц, шум ветра в высоких кронах и даже громкое дыхание Басаврюка.
— Не зовут! — закричал он, не помня себя от радости. — Не зовут! Не зовут.
— Ну конечно не зовут! — рассудительно заметил Ужик— — Кому тут звать-то?
Но Войча уже опомнился. То, что не зовут — это хорошо, а терять лицо перед Ужиком не должно.
— И ладно, — заключил он как можно рассудительнее. — Пошли, однако…
Шагая по лесной тропе и с удовольствием прислушиваясь (и с еще большим удовольствием не слыша ничего,, кроме обычного лесного шума), Войча все же ощущал какое-то неудобство. Подумав, он сообразил — надо было все же поблагодарить Ужика за совет. Конечно, невелика хитрость — уши продуть, но помогло же! Однако благодарить за такую безделицу следовало сразу, и Войчемир решил, что обойдется и так.
Вечером, у костра, Войче вновь стало немного не по себе. Поляна попалась как раз такая, какой она, по мнению Войчемира. должна быть в подобном лесу: огромная, окруженная молчаливыми старыми деревьями — естественно, поросшими седым, белесым мхом. В высокой траве не было ни следочка — даже звериного. Вдобавок совсем близко оказалось болото. Войча и рад бы найти другой ночлег, но как назло почти до самой темноты тропа шла по узкому проходу между деревьями-великанами, и другого ночлега отыскать не удалось. Бегло осмотрев подозрительную поляну, Войчемир мог поклясться самим Золотым Соколом, что они с Ужиком первые, кто здесь разводит костер, — во всяком случае, за много лет. Итак, люди, да и звери, здесь не бывают. О прочих Войчемир решил пока не думать, но поневоле вспомнил о загадочной Навьей Поляне. Не туда ли они попали?
Ко всему прочему прибавилось еще одно — Ужик замолчал. Он и раньше не отличался разговорчивостью, а в этот вечер превзошел самого себя. Покачав головой в ответ на очередное предложение не дурить и поесть мяса, на этот раз кабанятины, он вынул из своей котомки все ту же бечевку с крючком и молча направился куда-то в лес. Войча уже не удивился, когда его странный спутник вернулся с парой здоровенных рыбин и в таком же полном молчании принялся печь их на углях. Пару раз Войчемир, которому от всего этого становилось муторно, пытался завести беседу — о дороге, о своем житье-бытье в далеком Ольмине и даже о навах, хотя их-то поминать совсем не следовало. Ужик невозмутимо слушал, а на вопросы лишь молча разводил своими худыми руками, показывая, что сказать ему совершенно нечего. Поев, он завернулся в свой нелепый черный плащ и мгновенно уснул, оставив Войчемира наедине с его невеселыми думами.
Войча обиделся. Он не ждал от недоростка особого вежества, но такое полное равнодушие все же огорчило. Войчемир решил, что делать нечего, и улегся боком к костру, рассчитывая, что дым хотя бы на какое-то время отгонит комарье с близкого болота. Уже засыпая, он не без удивления отметил, что не слышит поганого писка — не иначе в эту ночь болотные комары оказались почему-то заняты в ином месте…
— Войчемир… Войчемир… Мы здесь… Мы здесь…
Странные голоса пришли сразу — вместе с темным забытьем. Сквозь сон Войча слышал знакомый хор. Его звали, его ждали, его желали — и как желали! Причем ждали и желали не просто случайного прохожего, а именно его — храброго альбира Войчемира сына Жихослава. Ждали многие годы, и вот наконец…
— А?! — спросонья рука привычно схватила меч. Войчемир быстро привстал и оглянулся, опасаясь — или надеясь — увидеть рядом что-нибудь скверное, но знакомое — хотя бы чугастра. Того можно и за орехами послать! Но ни лихих станичников, ни косматого гостя на поляне не было. Был все тот же недотепа-Ужик, спавший, свернувшись под своим черным плащом, кони, привязанные у ближайшего дерева, и, конечно, сама поляна. Сейчас, в неверном свете молодой Луны, она казалась еще больше. Деревья у ее края стали словно повыше, трава светилась чистым серебром, а от близкого болота тянулись легкие клочья тумана. Было Красиво и очень тихо.
Спать почему-то расхотелось. Войчемир хлебнул воды из полупустого меха и устроился поудобнее у погасшего костра, размышляя о нелегкой доле Кеева кмета. А еще говорят, что Кеевы альбиры зря хлеб едят! Войча вздохнул и совсем уже собрался на боковую, как вдруг почуял — на поляне что-то не так.
Внешне все было по-прежнему, разве что лунный свет стал ярче и туман — погуще. Но Войча ощутил давнее, привычное чувство опасности. Нет, шалишь! Он поудобнее пристроил меч под правой рукой, саблю — под левой и крепко протер глаза. Спать в такую ночь не следовало…
Туман становился вес гуще, Луна светила все Ярче, а вокруг стояла тишина
— полная, мертвая, поистине навья. И вот Войчемиру стало казаться, что клочья тумана медленно двинулись с места, подступая ближе к костру. Он вновь протер глаза. Нет, почудилось! Войча еле успел перевести дух, как вновь застыл — проклятый туман все-таки двигался. Вернее, туман стоял на месте, но что-то двигалось внугри него — сначала медленно, затем все быстрее, быстрее. Войче начало казаться, что он различает призрачные силуэты…

"Ория", Андрей Валентинов.